|
|
| «Ледяной бег. В стуже Сибирского марафона». |
Том Окерс. Главы из книги «Ледяной бег. В стуже Сибирского марафона». Мюнхен, 2002
Перевод Алексея Ставицкого. |
|
Тот, кто едет в Омск, должен иметь на это основательные причины. Зимой здесь замерзаешь, летом тебя кусают комары. Термометр знает лишь две температуры: -30 или +30, в зависимости от времени года. До ближайшего хоть сколько-нибудь крупного города 700 километров езды, а между Омском и Казахстаном (которого можно было бы достичь за час пути, если бы были нормальные дороги) нет совершенно никаких мест, интересных путешественнику.
Любой приезжий или иностранец здесь в диковинку. Собственно, и заносит сюда пока немногих. Туристы здесь так редки, что до сих пор во всех путеводителях упоминается визит Александра фон Гумбольдта, который в 1829 году побывал в Омске проездом и тем самым исполнил свою мечту: «Жгучее желание моей молодости – увидеть Амазонку и Иртыш» .
Мотивы большинства людей, приезжающих в Омск, едва ли можно назвать банальными. И так было всегда. Это началось в 1716 году, традиция эта сохранилась и по сей день.
4000 лет до Рождества Христова люди еще открыто не обсуждали тот факт, что в Сибири нет ни молочных рек, ни кисельных берегов. Пожалуй, только по этой причине некоторые оказывались в этом районе Земли. Чем они хотели там заниматься, чего они там искали, и прежде всего – что их удержало от того, чтобы не повернуть сразу же назад, – все это для нас навсегда останется тайной. Во всяком случае, можно предположить, что господа эти были чрезвычайно выносливы, иначе бы они совсем скоро вымерли. В то время, когда первые египетские фараоны теплыми летними вечерами плыли по Нилу на парусных судах, а прекрасные женщины в обтягивающих платьях обмахивали их веерами и услаждали их слух чудными мелодиями флейты, – новым обитателям Сибири, просыпающимся утром, сперва нужно было соскрести ледяные корки, покрывавшие их лица за ночь. Однако остаться там, невзирая на погодные условия, которые никак не назовешь третьестепенными, в принципе было удачным решением. Потому что в отличие от богатых египтян, вынужденных вести кровавые войны за владение землями, люди в Сибири в течение последующих 3500 лет были обречены на спокойное существование. Никто не стремился контактировать с ними, так что их и не трогали.
Первыми визитерами были гунны. Они прибыли без подарков и совершенно не интересовались ни страной, ни людьми. Их не волновал здешний холод, их заботило лишь то, как бы замороженная кровь сибиряков не стала слишком тяжелой для их мечей и топоров. Не лучшее время для Сибири, которая могла предложить тогдашним туристам лишь дикие племена жестоких завоевателей.
В начале V века гунны исчезли с лица Земли, потому как были слишком активны и – вполне естественным образом – более желали завоевать Европу, чем утопать во льдах за уральским хребтом. Так что они немного зазнались и были уничтожены. Для Сибири это означало пару столетий спокойной жизни и дружеское смешение народов. Около 1200 года на диких гуннов напали дикие монголы, которые привели за собой опять-таки диких татар. И эти приезжие вели себя не совсем так, как следовало бы ожидать от нормальных посетителей. Угнетение, смерть и террор – вот и все, что могла предложить эта земля. Однако так же, как и в случае гуннов, татарам стало неуютно по другую сторону Урала, и они вступили в бои с русскими. После некоторых успехов они были уничтожены в XVI веке. Народам Сибири это было безразлично, так как следом и русские победители ступили на их землю. Те, кто не подчинился, были истреблены.
В это время и всплывает роль Омска в мировой истории. России была нужна прочная крепость для военных походов на сибирские народы, и так был основан новый населенный пункт на месте слияния Оми и Иртыша. Небольшой промежуток времени казалось, что Омск в будущем может стать не только военным, но и экономическим центром. Расположение его было таким превосходным, что торговцев здесь становилось все больше и больше. И все же к середине XIX столетия Омск стал символом войны, армии и несвободы. Те, кого хотели удалить из Москвы или Петербурга, сразу же ссылались в Омскую крепость на «желтой реке», и можно было быть спокойным и уверенным в том, что в ближайшее время они больше ничего не натворят. Так этот город не снискал себе славы прекрасной туристической цели. Заезжавшие сюда обычно проживали холодные ночи не в шикарных отелях, а в темницах и казармах.
После того, как Федор Достоевский был сослан в острог, где он провел в цепях четыре года и выполнял каторжные работы, Омск был окончательно потерян для туризма, так как после освобождения он написал книгу, которая не только умножила его мировую славу, но и укрепила негативный образ города Омска. Что же произошло?
В принципе в середине XIX века 28-летний Достоевский мог быть вполне доволен собой и миром. После его романа «Бедные люди» он был признан одаренным успешным дебютантом на петербургской литературной сцене и всячески восхвалялся всеми, кто заботился о своем имидже. Вероятно, он почувствовал себя слишком уверенно и переоценил свое влияние. Во всяком случае, он принял участие в дебатах кружка Петрашевского, который осмелился не на отмену жесточайшей системы крепостного права, но на ее обсуждение. Подобные дерзости совсем не понравились русскому царю, к тому же в Европе недавно уже состоялась пара опаснейших революций. Поэтому в 1849 году он приказал задержать бывшего уже тогда известным Достоевского. Суд был по-настоящему недолгим, писатели приговорили к смертной казни, Достоевский поднялся на эшафот, и тут (в присутствии палача) приговор заменили четырехлетней ссылкой в Сибирь. Писателя депортировали в Омск, где он мучался в заключении в нечеловеческих условиях до 1854 года.
В то время появляются его «Записки из мертвого дома», литературно описывающие его страдания. До сих пор омичи хранят смешанное чувство стыда и гордости оттого, что один из величайших русских писателей был в ссылке в их городе. Почти на каждом перекрестке можно встретить таблички, напоминающие о Достоевском так, словно его принимали здесь как почетного гостя. Сам же он до самой смерти хранил чрезвычайно положительные впечатления о городе и о Сибири, и это поражает, если знать о том, как с ним там обращались и как он ко всему прочему страдал в заключении от приступов эпилепсии. Однако все это не сбило его с толку, и он писал впоследствии: «Климат превосходный; есть много замечательно богатых и хлебосольных купцов; много чрезвычайно достаточных инородцев. Барышни цветут розами и нравственны до последней крайности. Дичь летает по улицам и сама натыкается на охотника. Шампанского выпивается неестественно много. Икра удивительная. Урожай бывает в иных местах сам-пятнадцать… Вообще земля благословенная. Надо только уметь ею пользоваться. В Сибири умеют ею пользоваться» .
Несмотря на такой оптимизм, Достоевский в 1859 году, сразу после истечения срока заключения и шестилетней военной службы, немедленно уезжает в Петербург на почтовом обозе, и с тех пор его не видели ни в Омске, ни где-либо в Сибири. Омск в течение следующего столетия становится военным центром, где для преуспевающих торговцев, аппетитной дичи и стеснительных барышень остается совсем не много места. Когда в России свирепствовала Октябрьская революция, Омск вновь обрел историческое значение. Преданный царю белогвардейский адмирал Колчак бежал сюда в 1920-м году с золотым запасом страны, объявил Омск столицей России и пытался руководить контрреволюцией. Смелое предприятие, которое увенчалось абсолютным провалом, и в последующие десятилетия не было по достоинству оценено омичами.
В период коммунистического правления из бывшего торгового центра создали город военной промышленности. Здесь по частям производилось и размещалось ядерное оружие и внушающие страх символы холодной войны, например, русские ракеты средней дальности СС20. Для иностранцев город был табу, Омск стал «закрытым городом». Только в начале девяностых, после распада Советского Союза, для иностранцев вновь открылись ворота города, однако поток туристов был не столь велик. Поэтому местным жителям пока не хватает навыка общения с иностранцами. Идущий по городу должен привыкнуть к тому, что не все горожане встречают его дружелюбными улыбками. Сердечная доброта омичей скрывается где-то глубоко под суровыми взглядами и застывшими лицами.
Собственно, вся Сибирь – это ядерный центр, что не делает ее особо манящей с точки зрения туристического посещения. Между тем, никто не отрицает, что в этом регионе долгие годы проводились испытания ядерного оружия. Так же бесспорно и то, что после некоторых инцидентов большие районы были подвергнуты радиоактивному заражению. И сам факт того, что хранение и устранение радиоактивных веществ термоядерных электростанций были связаны с большими проблемами, уже не отрицается официальными лицами.
Однако в Сибири есть и другие ловушки, которые делают путешествие не самым привлекательным. Если у кого-нибудь возникнет желание заразиться опасной болезнью, летом ему надо обязательно ехать в Сибирь. Помимо энцефалита, распространяемого большим количеством клещей в начале лета, у путешественника есть все шансы заболеть бешенством, гепатитом «Б», тифом, или – если повезет – даже чумой. Проще всего можно заразиться простой питьевой водой. Нигде не нужно так плотно закрывать рот, как в здешних душах. В тот момент, когда вода течет по коже, и вы ощущаете въедливую вонь, исходящую от нее, в тело проникают, возможно, самые опасные возбудители, которых в других странах давно нет, и которых вы не могли представить в самых страшных кошмарах. Тот, кто однажды вдыхал запах этой жидкости, наверняка больше не пожелает взять в рот ни капли такой воды. Разумеется, что после такого при посещении здешнего ресторана сам собой возникает естественный вопрос о том, из чего же был приготовлен ароматный чай, подаваемый в этом заведении.
В Омске проживают почти два миллиона человек, этот город – центр Омской области, площадь которой составляет 140000 квадратных километров и которая так же велика, как Шлезвиг-Гольштайн, Нидерзаксен, Гамбург, Бремен, Нордрайн-Вестфален и Гессен вместе взятые. Хотя уровень безработицы низок (1%), город не назовешь экономически процветающим. Тот, кто работает, подолгу не получает зарплаты. Соответственно высок уровень коррупции. Во многих сферах действуют крупные и мелкие мафиозные организации, контролирующие жизнь общества. Несмотря на это, омичи со страхом и ужасом узнают о том, что творится в Москве и Петербурге, потому как с таким размахом преступности они еще не сталкивались.
Тот, кто едет в Омск, наверняка сэкономит больше денег, чем во всех других городах мира, где есть стандартные увлекательнейшие туры. Дело в том, что в этом городе, кроме огромного слияния Оми и Иртыша, не так уж много достопримечательностей. Зимой, правда, можно развлечься ездой на конных повозках в одном из многочисленных парков, однако это быстро надоедает. Да и вообще, что вам принесет путешествие, во время которого вы ничего не видите из-за корки льда на глазах? Любители архитектуры обнаружат в Омске множество зданий XIX века, в основном полуразрушенных, но придающих городу изящные черты. Однако все это можно найти в Интернете. По адресу http://www.univer.omsk.su/omsk/im/om_len.avi можно обнаружить виды наиболее интересных улиц города и избежать утомительного путешествия. Тому же, кого больше привлекают кирпично-панельные постройки и «спальные» районы, нужно немного выехать из центра города, и он будет щедро вознагражден.
Свою культурную самоидентификацию омичи находят не столько в посещении одного из многочисленных театров города, сколько в употреблении водки. В этом смысле здесь есть чему поучиться. Прежде всего туристу ни в коем случае не стоить покупать этот напиток у сомнительных уличных продавцов, так как часто, вместо высококачественной водки (40-45% алкоголя), в оригинальных бутылках можно обнаружить самогонку, которую производят в домашних условиях и которая не вполне безопасна для употребления. Местные жители называют ее также «спирит», так как на самом деле речь идет о спирте крепостью до 95% алкоголя… |
|
| Летайте самолетами Аэрофлота |
В Москве мы сели в самолет. Все нас предупреждали, что нам не следовало бы лететь «Аэрофлотом». Недавно было опубликовано исследование, в котором состояние русских пассажирских самолетов было признано фатально неудовлетворительным. В этой работе указывалось на нехватку запчастей для бесчисленных устаревших самолетов, что, естественно, едва ли могло повысить уровень безопасности. Кроме того, маневренность русских самолетов снижается из-за того, что они поднимаются в воздух безнадежно перегруженные пассажирами и грузом. Вообще создавалось впечатление, что есть лишь одно понятие, способное точно описать состояние машин «Аэрофлота» - chicken wings, «куриные крылышки». Во-первых, потому что из еды вам предложат в основном штабеля жестких конечностей старых петухов. Во-вторых, потому что пассажиры сидят друг к другу плотно, как куры на насесте. Но – прежде всего – потому что в случае не совсем уж невозможного крушения самому можно превратиться в жареную курочку.
Учитывая все эти сведения об «Аэрофлоте», еще совсем недавно крупнейшей по числу самолетов авиакомпании в мире, о состоянии которой однако в 1994 году было предупреждено Международное Объединение Авиапассажиров, можно понять мои ожидания в преддверии предстоящего полета. Я рассчитывал увидеть древний «Туполев», который, вероятно, повидал на своем веку даже Октябрьскую революцию. Сиденья, видимо, будут сделаны из деревянных досок, и в случае неожиданного падения давления внутри салона на пассажиров сверху вместо кислородных масок посыплются ржавые болты и горящие провода. О каком-либо комфорте, а тем более о еде не стоило и мечтать.
И все же я предпочел воспользоваться услугами «Аэрофлота», решив, что опытный сибиряк, конечно, справится с управлением и сможет посадить самолет на метровый слой льда без помощи радаров и автопилота даже в условиях экстремального холода. Хотя по пути и могут возникнуть технические неполадки, наш бывалый пилот в случае необходимости сможет починить спичкой вышедшее из строя шасси. В салоне новехонького самолета, в который мы сели в Москве, было тепло и уютно, сиденья с мягкой обивкой удобны, еда превосходна, а стюардессы весьма обходительны.
Я даже вспотел. Вероятно, пилот был амбициозным петербуржцем, который, сидя долгими вечерами на даче перед телевизором, с помощью специального домашнего тренажера научился лихой доставке пассажиров в Сибирь. И вот теперь он решил щегольнуть этим своим умением.
И в дальнейшем полет был совершенно нормальным. Без малейших проблем мы приземлились на заснеженную, но не заледенелую землю. Должен признать, что Сибирь обладает прекрасной радарной и навигационной техникой; как взлет, так и приземление мало чем отличаются по качеству от соответствующих фаз полета немецких самолетов. Я вынужден был констатировать, к моему сожалению, что этот рейс был, по сути, довольно банальным, в том смысле, что прошел без всяческих приключений. |
|
В гостинице не было ни регистрационного бюро, ни вестибюля в привычном смысле. Там также отсутствовали ресторан, буфет и мини-бары в номерах.. Собственно, кроме комнат с кроватями, там вообще ничего не было, гостиница выглядела как настоящий доходный дом, большой и серый. Только вместо квартир там можно было снять отдельные комнаты.
У входной двери в гостиницу не было ничего кроме небольшого деревянного голубого столика, за которым сидела пожилая дама в толстой стеганой куртке, голубом фартуке и вязаной шерстяной шапке и раздавала ключи от номеров. Лишь при отъезде я понял, что письменный стол не имел никакой функции, ведь бюро с ключами находилось в где-то стороне от женщины. Только из-за нашего приезда ключи доставили в холл. Вообще же у входа не было ни дивана, ни стульев, ни регистрационного бюро. Лишь где-то в углу что-то ревел телевизор, и для меня он воссоздал атмосферу стареньких залов ожидания немецких провинциальных вокзалов. Разница заключалась только в том, что там по крайней мере было на что сесть.
Рядом располагалось небольшое почти неосвещенное казино, перед которым было припарковано неожиданно много (для ночного времени) машин с работающими моторами. Удивительно, но во всех этих авто сидели женщины, которые, казалось, чего-то ожидали. Когда той же ночью у одного из нас в номере зазвонил телефон, и в трубке раздался привлекательный женский голос, который с очаровательным акцентом спросил, нет ли у вновь прибывшего желания воспользоваться женскими услугами, мне стал ясен тайный смысл деятельности тех дам, что находились в машинах.
Ключ от номера всегда был у меня. За все время моего пребывания я больше не видел служащих гостиницы. Только на площадке каждого этажа сидело по даме. Они не брали ключи и не давали никаких справок. Собственно, они вообще ничего не делали. Тот, кто задавал им вопрос, в ответ получал лишь пожимания плечами. После пары часов обитания в гостинице их перестаешь воспринимать. Я поймал себя за странным занятием: один раз я ждал переводчицу и в течение минуты пялился на консьержку четвертого этажа, в действительности ее не замечая. Она просто сидела на стуле, неподвижно, как пальма в горшке у окна в моей квартире. Ни о чем не думая, я глядел на консьержку, совершенно ее не воспринимая. Словно само собой разумеющимся было то, что она ни разу не пошевелилась, и я уверен, что она бы этого не сделала даже в том случае, если б я стал ее поливать.
Тем не менее «Маяк» – одно из лучших заведений Омска. Номера недавно отремонтированы и очень чистые. И что самое важное – они теплые. |
|
Пробежав по мосту, мы достигли места слияния Оми с Иртышом. Масштабная перспектива открылась нашим взорам. Две полностью покрытые льдом реки объединялись в одну. Словно бесконечная снежная пустыня, лежали они неподвижно перед нами. Маленькая Омь казалась языком ледника, врезающимся в плоть огромного Иртыша. Впервые в жизни я увидел прямо перед собой километровую равнину снега. Окруженная легендами желтая река Иртыш предстала перед нами как минимум такой же широкой, как Эльба в Гамбурге. Исток Иртыша где-то в китайских горах, откуда он течет по пространству в 4248 километров до Оби, в которую впадает. Иртыш – седьмая по протяженности река в мире. Он почти в четыре раза длиннее крошечного европейского ручейка под названием Эльба, который, едва взяв свое начало в Чехии, уже исчезает в Северном море. Зимой Иртыш полностью замерзает. Я представил себе, что прогуливаюсь в Гамбурге от пристани до острова Финкенвердер, а суда по реке совсем не ходят, - нет, это невероятно. Но вполне нормально здесь, в Омске.
Наш путь прошел вдоль маленькой реки до места ее слияния с большим братом, до ледяных берегов Иртыша, и кругом еще не было ни единого здания. Вытянутая вдоль реки березовая роща и прогулочная дорожка делают это место одной из красивейших смотровых площадок города.
Медленно поднималось солнце. Где-то там, на том берегу, возникали первые абрисы миллионного города. Прямоугольные дома, плотно прилегающие друг к другу, цепочкой проступали в уходящем ландшафте. Мы пробежали через прекраснейший парк с огромными деревьями, гнущимися под тяжестью снега толщиной в несколько сантиметров. Слева и справа возвышались снежные стены. Вдали мы увидели светящиеся буквы названия нашей гостиницы. Отсюда она напоминала стадион: пятиэтажное круглое сооружение цвета беж, окна погашены. Гостиница была как бы в треугольнике между Омью, Иртышом и остальной частью города. Фредерика и Кай спали там в своих номерах. Мне было их жаль, ведь они упустили такую экскурсию! Однако когда мы вернулись в гостиницу, вспотевшие и замерзшие, они и не подали вида, будто что-то прошло мимо них. Просто они все еще спали.
Весь город был бел: реки, улицы, дома, фабрики, казармы, деревья, машины, фонари, даже снег. В Гамбурге я вижу только отвратительную коричневую шлаковую кашу, которая лишь пару часов лежит на улицах, а затем как фекалии утекает в канализацию. Я еще никогда не видел города, который бы выглядел таким же чистым, как Омск. |
|
| В поисках минеральной воды |
После тренировки мы вернулись в гостиницу, и я наконец поближе познакомился со своим номером. После перелета, холодной ночи и занятий спортом мне обязательно нужно было попить. В гостинице ничего не продавалось, поэтому я просто воспользовался краном в ванной. В Германии я нашел лишь один-единственный путеводитель по Сибири, и в нем ничего не говорилось о качестве здешней воды. Итак, я решил исследовать ее самостоятельно, употребив большой глоток из водопровода. Такой тест я едва пережил, определенно, это стало излишним экспериментом для того дня. Вкус жидкости, которую я почти проглотил, но сразу же выплюнул, останется номером один в моем списке десяти самых отвратительных ощущений, которые когда-либо испытывал мой рот. Я бы назвал этот вкус туберкулезным, если не сказать хуже.
Я засуетился. Впервые я осознал, что нахожусь не в Германии, а где-то на краю Вселенной. Все еще потный после бега, я решил срочно направиться в ближайший супермаркет, чтобы купить нормальной минеральной воды. Деньги я менял еще в Германии, и пара десяток у меня была, так что все должно было быть улажено через несколько минут, а пока моя ротовая полость еще могла вынести остатки разъедающей жидкости.
Павел, один из наших новых омских друзей, во время пробежки показал нам главную улицу города. Я должен был легко найти ее: из отеля, вдоль реки, через мост и прямо. Потом быстро в магазин, покупаю десять бутылок минеральной воды, одну там же выпиваю, назад в отель, там отдыхаю. Я был уверен в том, что это хороший план.
Я оказался блестящим теоретиком, вот только с реальным положением дел все мои выкладки мало соотносились. До моста я дошел. Затем я заметил, что мои пропотевшие штаны и рубашка постепенно примерзают к коже. Так как я еще не понимал, где оказался, я все еще оставался в кроссовках. И еще до того момента, как мозг оценил положение дел, мои ноги уже были в коме.
А тем временем я так пока и не увидел ни одного магазина, который хотя бы на большом расстоянии производил бы впечатление заведения, в котором могли продавать что-нибудь для утоления жажды. Точнее говоря, я вообще не увидел никаких магазинов.
Итак, я помчался назад в гостиницу. К счастью, наша утренняя пробежка длилась минут 45, так что силы мои еще не иссякли. Мне было противно принимать душ, так как чудовищный вкус воды все еще оставался у меня во рту. Я снял одежду, вытерся, переоделся, с отвращением глядя на кран, и снова покинул гостиницу. Между тем светало, и на улицах стали появляться люди. Ту самую улицу я быстро нашел, но была одна проблема: магазинов не было. Ни единой неоновой (а также эмалевой или хотя бы картонной) рекламы не было видно. Ничего. Ни витрин, ни даже потайных окошек. Улица являла собой ряд фасадов, не слишком отличавшихся друг от друга. Кроме того, многие окна были задернуты черными шторами.
Тут я заметил группу людей на другой стороне улицы. Я осторожно приблизился. Около десятка женщин стояло плотным кругом вокруг чего-то, что я не видел. Все были весьма взволнованы и что-то яростно обсуждали. Любопытствуя, я заглянул через плечи и увидел, что они окружали продавщицу со старыми весами, на одной чаше которых лежал груз, на другой – сморщенный лимон. Ничего кроме этого фрукта в продаже не было. Женщины торговались за желанный товар так, будто от него зависели их жизни. На одну секунду я представил себе, как мог бы лимонный сок дезинфицировать мой отравленный рот и заодно утолить мучавшую меня жажду. Эта мысль была заманчивой, и я уже чувствовал, как мои губы почти произносят фантастическую для всех присутствующих цену: «Five dollars!», но одна из женщин опередила меня, выиграв в этом импровизированном аукционе. Товар закончился, а я злился на себя за то, что слишком долго медлил. Вместе с остальными приунывшими женщинами я ненавидел новую обладательницу единственного лимона города Омска. Уверен, что я не был единственным, кто подумывал о подлом нападении на эту одиноко бредущую омичку в каком-нибудь тихом переулке.
Мне не оставалось ничего другого, кроме как продолжить искать супермаркет. За полчаса я посетил омский банк, зашел в магазин спорттоваров и даже в своеобразный бар. Там я и решил очистить ротовую полость. Я выпил три рюмки водки на голодный желудок и продолжил поиски воды. Воспользовавшись оригинальным сибирским способом самосогревания, я почувствовал себя гораздо лучше.
Из-за холода я решил немного проехать в автобусе, – в противном случае я бы вообще не нашел никаких магазинов. Когда я сел в один из автобусов, я вспомнил следующее правило поведения в Сибири: никогда не хватать металл голыми руками!
Мой друг Джей много раз предупреждал меня о том, чтобы я не прикасался без перчаток к железным поручням в общественном транспорте в Сибири. Когда я стоял в переполненном автобусе, я понял, почему этого нельзя делать. Стекла были покрыты льдом толщиной с кулак, и внутри салона было ничуть не теплее, чем снаружи. От металлических поручней веяло холодом. Я представил, как на повороте я теряю равновесие, прикасаюсь щекой к металлу и тут же примерзаю. Специальные группы спасателей должны были бы в таком случае вырезать кусок поручня и доставить его вместе с моим телом в ближайшее отапливаемое помещение. Когда Джей в Германии рассказал мне о том, что подобные случаи имели место, я лишь посмеялся над ним. Теперь же, стоя в ледяном автобусе, проезжающем по центру Омска, я уже не смеялся. Я незаметно натянул шапку поглубже, обмотался шарфом, закрыв нос и рот. В моем разгоряченном водкой мозгу возник газетный заголовок, который я никогда не хотел бы прочесть в действительности: «Ужас! Немецкий спортсмен примерз в автобусе!»
Ужасы, которые я представлял себе, перешли все границы. Я предпочел бежать, когда вообразил фотографию к статье, на которой бы запечатлен я, будто ночной мотылек, попавший на клейкую ленту, с отрезанным куском поручня у уха, приоткрытым ртом и широко раскрытыми глазами.
Когда я вышел на следующей остановке, я увидел человек двадцать, которые вдруг выбежали из одного здания и кинулись мимо меня к автобусу. Они не ждали транспорта на остановке, а грелись за стеклянной дверью какого-то заведения. Только из любопытства я решил взглянуть на это помещение, ставшее отапливаемой остановкой для многих омичей.
К моему изумлению это оказалось ничто иное, как супермаркет. Пространство было поделено на две части. Ближайшая к входу часть была пуста, посередине тянулся длинный прилавок, за ним стояли продавщицы, которые, скучая, глядели перед собой. На многочисленных полках за их спинами лежали продукты: хлеб, масло, мясо, сладости, чай, даже немного овощей и – наконец – множество бутылок минеральной воды. Увидев их, я потерял всяческое самообладание и стал показывать на бутылки с жидкостью, потребность в которой во мне не утихала. Однако никто из дам не обратил на меня внимания.
Я собрался с силами и более сдержанно повторил свои жесты. Вновь безрезультатно. Наконец, я стал просто умолять о помощи. Вероятно, волшебного заклинания я так и не смог произнести. Несколько разочарованно я огляделся вокруг. Никто не желал помочь мне, никто не замечал меня. Сибиряки не производили впечатления недружелюбных людей, однако и радушными они не казались. Но какого тепла можно всерьез ожидать от людей, живущих при такой температуре?
Неуверенно пройдясь по магазину, я совершил немаловажное открытие: никто не рассчитывался с продавщицами деньгами, вместо этого им вручали чеки. Чуть позже я понял, как работает вся система. Сначала покупатель осматривается в магазине. Когда же ему наконец удается удержать в памяти все то, что он хотел бы купить, он направляется к маленькой домику кассы, спрятанному в самом темном углу помещения. Там он должен отстоять в длинной очереди и заплатить за все, что он еще не забыл и что он все еще хочет унести с собой из этого магазина. Затем он идет назад к прилавку и отдает чек продавщице, после чего получает оплаченные товары. Изобретатель этой системы явно был ксенофобом. Как может иностранец, не знающий ни единого слова по-русски, объяснить кассирше, что он увидел на полках? Я явно рисковал умереть от жажды и созерцания прекрасных бутылок, так никогда и не покинув этого магазина.
Перед отъездом я учел все, кроме языка. Разумеется, касса находилась в противоположном от полок углу. Таким образом, дирижировать пальцами было бессмысленно. Но мне было некуда отступать, и я решил прибегнуть к международному языку жестов. Открыв рот, я откинул голову назад и большим пальцем правой руки изобразил бутылку перед губами. Потом я показал пять пальцев и для верности произнес: «Acqua minerale». Почему именно в Сибири я заговорил по-итальянски, я и сам не знаю.
Дважды или трижды повторив эту операцию, я достал кошелек, вознамерившись заплатить наконец деньги. Кассирша посмотрела на меня, не говоря ни слова. Ничто не отразилось у нее на лице. Однако мне думалось, что теперь-то я все объяснил. Я не мог взять в толк, что ей еще могло быть непонятным.
«Ну?», - спросила кассирша и непроизвольно подалась вперед.
«I wanna buy water, Wasser, acqua, trinken, verstehen Sie?»
Она улыбнулась. Видимо, она меня поняла. Она дружелюбно протянула мне чек, я ей – деньги, не заметив, что отдал рублями сумму примерно в 150 марок за пять бутылок минеральной воды. Я медленно поплелся назад к прилавку, чувствуя, как приятно ощущать себя космополитом. Меньше двух часов я пробыл в чужой стране и вот уже без проблем мог донести свою мысль до местных жителей.
Продавщица протянула мне пять бутылок водки, за которые я, как оказалось, заплатил, и отвернулась. За две секунды я превратился из космополита в достойного сожаления алкоголика.
Я совершенно не был доволен таким поворотом событий и решил не сдаваться. Сначала я очень осторожно выразил свой протест. Когда же продавщица никак не отреагировала, я указал на полку с минеральной водой и потребовал желаемое по-немецки. И вот оно! Продавщица удовлетворила мою просьбу. Наконец-то я мог довольно улыбнуться.
В кассе мне вернули сумму в 150 марок, взяв с меня в рублях не больше одной марки за все пять бутылок. Я решил, что это неплохой магазин. Было около двенадцати часов пополудни и я мог наконец утолить жажду. Но как только я вышел из магазина, я почувствовал голод. Так я принял решение больше не ходить здесь за покупками в одиночестве.
Когда я, наконец, вернулся в номер, то почувствовал, что мое лицо горит. Заглянув в зеркало, я увидел багровую физиономию. Мне вспомнилось, что перед тем, как отправиться в шоп-тур, я намазался так называемым высушивающим норвежским кремом. За время моего пребывания на морозе несколько частичек крема примерзли к лицу, и, забившись в поры, нестерпимо раздражали кожу изнутри. Я сразу же умылся горячей водой, и через полчаса страшная боль прошла. В который раз мне повезло, с этого момента я решил вместо крема пользоваться натуральным жиром. Наконец-то я мог прилечь. Однако еще в Германии эксперты предупредили меня, что здесь ни в коем случае нельзя засыпать до наступления вечера, в противном случае будто бы можно заболеть Омской Кровоточивой Лихорадкой (ОКХ). Это очень редкое заболевание действительно существует, и распространено только в Омской и Новосибирской областях. В 1998 году от него умерло несколько людей. При попадании в кровь малейшего количества вирусных микроорганизмов происходит внутреннее кровоизлияние, против чего медицина уже бессильна. Микробы переносятся клещами, ондатрами, другими грызунами. Но я не стал нервничать, так как решил, что низка вероятность встретить подобную живность в миллионном городе посреди зимы. |
|
Я подошел к окну. Вид из него был восхитительный. Уютно устроившись в ледяной постели, укрывшись белым одеялом, Омь дремала, а на ее берегах громоздились гигантские подушки снега. Немногие города производили на меня такое умиротворяющее впечатление. Я не мог поверить, что я действительно в Сибири, на земле, которую я с детства считал лишь ужасным, отвратительным местом ссылки русских борцов за свободу и немецких военнопленных. Живописные ледяные реки вместе с заснеженными улицами и белоснежными крышами домов перед моим окном, – все это напоминало скорее Диснейленд, нежели Гулаг.
В двухстах метрах возвышались большие фигуры из снега, которые при наступлении темноты подсвечивались изнутри. Все было так свежо, чисто, спокойно и свободно… Омск – мегаполис, но кругом, казалось, совершенно не было ни грязи, ни транспорта, ни бесконечных гудков автомобилей, ни суеты большого города. На мгновение меня посетило сомнение: неужели я не в Азии, а где-то в Калифорнии? Неужто какой-то декадентствующий американский коммерсант решил посреди лета возвести тематический парк «Сибирь»? Если это было действительно так, то он справился со своей работой просто замечательно. В таком случае должен сказать, что больше всего в этом парке отдыха мне нравилось то, что здесь не было ни одного из тех уродливых двухметровых Микки-маусов. Тех, что обычно тут и там шныряют в подобных местах, нагло влезая в кадр и при этом с естественностью, граничащей с кретинизмом, машут всем без исключения и покачивают своими непропорциональными головами.
Утром следующего дня в холле нас уже ждала Фредерика. Рядом с ней стояла девушка, приветливо нам улыбавшаяся. Она вся была словно спрятана под курткой, шарфом, шапкой, варежками. Вплоть до нашего отъезда я так и не увидел ничего, кроме маленькой части ее круглого лица, которое никогда не оставляло дружелюбное выражение. Я не уверен, что смог бы узнать ее летом на улице.
«Юлия наша переводчица», представила ее Фредерика.
«Na, dann wirst du ja sicher wissen, was Mineralwasser heißt» , - вырвалось у меня.
Юлия смущенно на меня посмотрела.
«Минеральная вода», - ответила она осторожно.
«Отлично, ты принята на работу». |
|
| Валенки и галоши. Сибирская мода |
 Когда я шагал по омским улицам в своих обычных ботинках, мне бросилось в глаза, что большинство горожан носит тонкие валенки, причем было видно, что им совсем не холодно. Я вспомнил, что еще в Германии я спрашивал у своего друга Джея, который бывал в Сибири, о том, стоит ли вообще закупать одежду в Германии, а не в Омске. Рубль слаб, экономика России в упадке, у людей нет работы. «Они получают от нас доллары, мы получаем их дешевые и качественные товары. Это всем выгодно. Кроме того, их продавцы имеют больше представления о тамошнем климате и необходимой одежде». Вполне разумные доводы, гармонизирующие соотношение морали и экономических интересов, хотя в этом случае, разумеется, личная выгода была для меня первостепенной. Во-первых, у меня не было ни малейшего желания искать в Германии одежду для Сибири, а во-вторых, мысль о том, что я могу сэкономить пару тысяч марок, казалось мне весьма соблазнительной.
Джей устало посмотрел на меня, и по его взгляду стало ясно, что он считает меня еще тем скрягой. Возможно, для весомости аргументов мне надо было бы рассказать еще что-нибудь о правах человека или об угрозе для всего свободного западного мира... Во всяком случае, Джей скептически улыбнулся: «Ну и где ж ты собираешься покупать вещи?». «Ну там, в магазинах, где нормальные сибиряки покупают свои шапки».
Прекрасная мысль, которая разрешала все проблемы и могла бы принести нам кучу денег. В душе я уже фактически видел себя импортером сибирской зимней одежды в Германию. Джей совсем так не думал: «Все бы хорошо, но есть одно «но». Прежде чем ты успеешь зайти в магазин за одеждой, ты уже давным-давно замерзнешь». «Так что, это плохая идея?» «Именно. Забудь о ней как можно скорей. Купи себе хорошую одежду до того, как сядешь здесь в самолет, и держи ее как можно ближе, чтобы сразу можно было надеть. Иначе ты не выживешь».
Избалованный европеец, с раздражением обнаруживающий зимой заиндевевшие окна своего автомобиля, конечно, не может и представить себе, что в городе величиной с Гамбург он может замерзнуть по дороге к автобусной остановке только потому, что недостаточно тепло оделся. В легкой одежде он просто не выжил бы в омском автобусе. В Омске эта опасность понятна каждому, это норма. Тот же, кто в Сибири впервые и кто не учится искусству выживания у местных жителей, в итоге либо уединяется в гостиничном номере, пугливо греясь у батареи, либо в конце концов узнает, что на свете есть такое явление – обморожение.
Существуют неписаные законы, которые просто нельзя нарушать. Когда я вышел из омской пиццерии так, как я обычно делал это в Германии, – в расстегнутой куртке и на ходу обматываясь шарфом, я почувствовал мертвую хватку переводчицы Юлии. «Здесь никогда нельзя так вот выходить на улицу», - она строго посмотрела на меня и втащила назад в тепло помещения, – «Это очень опасно!»
Действительно, ни один сибиряк не выходит зимой из дому, предварительно полностью не одевшись. Юлия объяснила это очень просто: «Ты долго можешь не чувствовать холода, но когда он тебя настигнет, тебе уже не отвертеться!»
Разумеется, я повторил эту ошибку на следующий же день. Я вышел без перчаток, так как решил, что расстояние от гостиницы до банка не столь велико, чтобы замерзнуть. Это была трагическая оплошность, как выяснилось несколькими секундами позже. После первых ста метров все было в порядке, однако постепенно я переставал чувствовать свои руки. Вскоре последовала страшная боль, как будто кто-то стянул мне веревкой руки, а затем стал бить молотком по опухшей коже. В панике я бросился назад в гостиницу и со слезами на глазах приложил пальцы к первой попавшейся батарее. Ужасных обморожений я, к счастью, избежал, но зато вместо этого обжег руки.
Так что мой совет таков: никогда не дотрагивайтесь незащищенными частями тела до батарей в Сибири, почти все они старые и всегда очень горячие!
Вот так я сначала отморозил руки, а затем обжег их. Кто-нибудь наверняка совершит еще подобную ошибку.
Другой важнейший элемент поведения я усвоил значительно быстрее. На улице нужно держать руку перед лицом, тыльная сторона кисти закрывает нос, теплый воздух при выдохе отражается и согревает скулы. Другим образом кожу под глазами не защитить никак, разве что полностью закрыть лицо меховой шапкой. Неплохая на первый взгляд идея, однако рискованная – как и всюду на свете, в Омске слепым пешеходам непросто переходить улицу.
Признаться, нелегко по-настоящему оценить сибирскую моду, и прежде всего не всегда легко понять ее практическую ценность. На нашу удачу, Джей прочитал нам лекцию по философии, посвященную теме изменения эстетического восприятия. Урок он начал со следующего вопроса: «Шапки-ушанки у русских ужасные. Каждый, кто их носит, просто смешон, не так ли?»
Поначалу я подумал, что понимаю, к чему он клонит, и порадовался, что мы в этом вопросе единодушны. Я вспомнил фильм «Парк Горького», который я, кстати, очень люблю, но никогда не мог взять в толк, почему совершенно все актеры, исполняющие мужские роли, носят эти дурацкие шапки, о которых напомнил Джей. Однако он только того и ждал, как я начну соглашаться и саркастически усмехаться в ответ. «Когда твоя обычная европейская шапка начнет постепенно примерзать к твоей голове, ты станешь завидовать любому русскому в теплой меховой шапке. Только что ты смеялся над каким-нибудь чудаковатым парнем, который сидел рядом с тобой в ресторане, а перед выходом надел эту коричневую меховую штуку. И тут, когда вы выходите вдвоем на улицу, ты с непокрытой головой и он в своей ушанке, тут он и становится для тебя лучшим модником, какого ты когда-либо видел».
Русская шапка-ушанка – вещь и в самом деле удивительная. Несмотря на то, что ее делают из настоящего меха, а это значит, что за ней стоят муки убитых животных, этот головной убор незаменим для любого сибиряка. Его все носят, ведь ничто зимой не греет голову лучше. Удивительно, но хотя почти никто не использует «уши» такой шапки, уши настоящие все равно не мерзнут. В чем тут секрет, я так до сих пор и не понял.
Кроме шапки, в гардероб каждого сибиряка входит также толстое зимнее пальто, длиною как минимум до колен, называемое шубой. Женская шуба почти всегда шьется из меха, мужская чаще из овчины. Последняя выглядит менее элегантно, зато она такая же теплая.
Тот, кто зимой не прочь померзнуть, носит так называемую «дубленку». Она проще, изготовляется из кожи, и имеет внушительную меховую основу. Если в Германии вы смогли бы при желании отпраздновать в ней Новый год на вершине горы, то в Сибири дубленка – это скорее весенняя одежда.
Цвета всех этих изделий не слишком разнообразны – в основном это серый, черный и коричневый. Именно по этой причине люди на улицах выглядят все как один. Посему такая одежда – настоящий вызов всем бесчисленным гардеробам, что располагаются внутри ресторанов и пивных; причем это большое искусство – суметь разместить такое количество шуб, шапок, шарфов, перчаток и курток в маленьких комнатках, выделенных для этой цели. С другой стороны, и возвращать эту одежду владельцам – занятие не из легких: вещи легко перепутать, ведь они похожи как две капли воды. Так сибирская мода стирает черты индивидуальности.
Но как только люди освобождаются от зимней защитной оболочки, они часто выглядят даже элегантней многих немцев. Поблескивающих полимерных спортивных костюмов или зеленых мужских сандалий в сочетании с синими носками не вынес бы ни один глаз местного жителя. Вот доказательство того, что жестокие зимы могут приносить какую-нибудь пользу.
Особенно внимательны к своей внешности женщины. Времена крашеных блондинок и ярко напомаженных дам здесь давно в прошлом. Изящная обувь – скорее правило, чем исключение. Но не зимой на улице. Там уж не обойтись без добротных валенок или бесформенных резиновых галош.
Галоши – это до сих пор совершенно нормальная и никого не смущающая обувь в Сибири. Никто не удивлялся тому, чему дивился я. Каждый раз, когда я в Омске видел на ногах у людей галоши, – а их было не так мало, – я поражался: что вообще человек способен на себя надеть! Галоши – это ничто иное, как презервативы для обуви. Изготовленные из прочной резины, они натягиваются на ботинки, когда на улице сыро и слякотно.
Но все же самая удивительная обувь на свете – это валенки. Только домашние туфли без задника моего отца могут сравниться с этим обувным чудом. Мы жили в Клеве, и я помню тот звук, когда он шаркал своими ботами по холодному каменному полу по направлению к туалету. Он пережил войну и всю жизнь проработал водителем грузовика, но так и не заработал на свой собственный отапливаемый дом. В кухне топилась печь, но в остальных комнатах стоял ледяной холод.
Между тем мне думается, что эти самые тапки были единственным предметом роскоши в его жизни, – он многое испытал на собственной шкуре, но его ноги всегда были в тепле.
Когда мы в первый раз прошлись по омским улицам, я не знал, что и думать. Все были в таких же ботинках, что так любил мой отец, только здесь это были не небольшие домашние туфли, а сапоги для улицы.
В сравнении с ними туфли моего отца были совсем тонкими и маленькими, но разве они смогли бы согреть ноги сибиряка при температуре -50? Действительно, валенки – единственная обувь, которая может и не поразить воображение, если учесть, при какой температуре ее надевают. Они состоят на 100% из свалянной козьей шерсти и изготовляются по старинной технологии. При этом они совсем не утруждают вас при ходьбе, так как очень легкие и относительно тонкие. Валенки лучше всего будут греть ваши ноги даже при температуре -60. Солдаты, милиционеры, таможенники, пограничники, а также рыбаки и охотники носят зимой в Сибири исключительно валенки.
Возможно, они появились в Магаданской области, если так, то один этот факт способен внушить доверие к этой обуви. Где-то между Аляской и Беринговым морем, кроме ледяных гор и белых медведей, можно найти и пару тысяч чукчей, которые занимаются разведением пушных зверей и охотой на оленях. Эти люди до сих пор доверяют лишь валенкам – нет ничего лучше. Там, где они живут, температура ниже нуля держится 200 дней в году…
Есть обычные и дорогие валенки. Разница только в подошве. У некоторых экземпляров имеется кусок резины в нижней части изделия. Вообще-то это трудно назвать подошвой, - скорее это похоже на огромную черную жвачку, на которую кто-то наступил, да так она и осталась. Обычно их производят, разрезая на куски старые автошины и прикрепляя к валенкам. Собственно, в этом нет никакой необходимости – обычные валенки хороши и без них.
Для нас, конечно, тысячи валенок на улицах Омска были делом непривычным. Когда я первый раз увидел бабушку в валенках, у меня возникло непреодолимое желание срочно купить ей обычные ботинки. До сих пор меня бросает в дрожь при мысли о том, что я мог совершить этот поступок. Наверное, в том случае, если бы бабушка воспользовалась таким подарком, она сразу бы замерзла.
Кстати, наши канадские сапоги «Доминатор» не вызывали у сибиряков ничего, кроме сочувственных улыбок. И не только потому, что передвигались мы с такой тяжестью на ногах значительно медленнее пользующихся валенками, но прежде всего потому, что походка наша производила на них странное впечатление. Наши движения напоминали нечто среднее между походкой Деда Мороз, бредущего с набитым мешком подарков, и шагом замерзающего верблюда. Мы никак не могли определиться между пружинящим шагом и ходьбой мучеников. Я быстро расстался с идеей подарка на прощание моих дорогих сапог кому-нибудь из принимавших нас. Вместо этого я тайком купил себе пару валенок. Одна лишь разница в цене могла бы потрясти кого угодно. Валенки стоят около 30 марок (15 евро), тогда как канадские «Доминаторы» как минимум в пятнадцать раз больше. При этом они практически так же теплы и удобны, как и их русские родственники.
Однако и русские иногда колеблются с выбором одежды. Спустя несколько дней после прибытия в Омск мы наняли вторую переводчицу, которая должна была нам помочь с покупками. Двадцатилетняя Наташа за год до встречи с нами побывала в Баварии и продемонстрировала нам тяжелые альпийские горные сапоги, которые она там приобрела. Возможно, она хотела выказать уважение. Или доставить нам радость. Когда мы встретились в гостинице, она все смеялась и кокетливо покачивала головой с пышными черными волосами. Она выглядела очень ухоженной и, по всей видимости, уделяла большое внимание своей внешности.
На ее несчастье, мы попросили ее присоединиться к нам на время долгой прогулки по городу, наподобие тех, что мы совершаем в солнечные дни по берегу Эльбы в Гамбурге. Несмотря на то, что Наташа достойно приняла предложение и была готова с честью выдержать это испытание, в конце концов она смущенно сообщила, что ее сапоги промокли и ей надо в тепло. Мы великодушно доставили ее в отапливаемый торговый центр. Она и не подозревала, каким триумфом для нас стала эта её просьба, ведь выходило, что мы довели сибирячку до настоящего замерзания! В дальнейшем это уже не повторялось: потом она ходила исключительно в валенках. |
|
 |
|
|
